Военные будни 1943-го...
Редакции «ТС» предложил свои подробные воспоминания участник Великой Отечественной войны, Житель Октябрьского района Самары Владимир Николаевич Карташов. Мы с благодарностью приняли эту внушительную папку — тексты достойны издания и отдельной книгой. А начать публикацию мы решили с 1943 г., т. е. с событий 70-летней давнгости
Новый 1943 г. я встречал в лесу в районе села Ивановское Смоленской области в должности командира роты 12-го стрелкового полка 53-й стрелковой дивизии. Моими замами были: по строевой части ст. лейтенант Грачев, по политчасти ста.лейтенант Лукьянов. А непосредственным начальником - 3-й помощник начштаба полка капитан Овсеевич Иосиф Абрамович.
Находясь во 2-м эшелоне в 3-4-х км от передовой, полк отдыхал, пополнялся людьми, боеприпасами и техникой, а кроме того проводил полевые учения, готовясь к активным боевым действиям.
Ожидали отправки под Сталинград. Там, на берегу моей родной Волги, шли тяжелые бои с противником. В самом начале февраля пришло радостное сообщение о полном разгроме немцев под Сталинградом. Это событие еще больше укрепило уверенность в нашей победе. Казалось еще немного, еще чуть-чуть и это совершиться, но тяжелые бои продолжались на всех фронтах.
Со дня на день мы ждали приказа о выходе на передний край и переходе в наступление. И вот приказ получен, но...
Все части дивизии были погружены в эшелоны и в районе станции, если мне не изменяет память, Кошняки и начали свой путь в новый район боевых действий. Этот путь продолжался почти месяц. Подолгу наши эшелоны стояли на разных станциях. Только в Ряжске, например, эшелон простоял 20 суток. Мы были резервом ставки на колесах.
На станции Ряжск я впервые за полтора года после отъезда из Ульяновска помылся в настоящей бане. Однажды, во время проминки лошадей, застоявшихся в вагонах, удалось даже съездить в сам город на почту. Оттуда я выслал домой денежный перевод и письмо.
В один из снежных, ветреных дней поступила команда: «лошадей из вагонов не выводить, личному составу не отлучаться». Поздно вечером к эшелону подали паровоз и вновь застучали колеса. Что представляет собой воинский железнодорожный эшелон особых пояснений, по-моему не требует, но все же я скажу о нашем. Это был обыкновенный товарный поезд с несколькими десятками вагонов и платформ. На платформах несколько 45-ти миллиметровых пушек, зенитных пулеметных установок, полевые кухни и наш санный обоз. В каждом «жилом» вагоне в центре стояла железная печка, так называемая «буржуйка». Она питалась дровами или углем. Шел февраль, на улице пока было холодно, поэтому круглые сутки не угасал огнь в «буржуйках». Топливом запасались на станциях. В вагонах было тесно. Люди располагались на двухярусных нарах и в промежутках между ними. Несмотря на неизвестность шутили, «травили» анекдоты, пели. Гадали, куда нас везут. Были предположения, что на Дальний Восток. Ведь там шевелились японцы и не все было спокойно. А если туда, то может через мой родной Куйбышев, который я покинул почти 3,5 года назад. Под стук колес, в полусне вспоминалось далекое и близкое. Как в тумане виделся родной дом, родные лица. Придется ли дожить до встречи с ними? Хотелось верить в это, но шансов остаться в живых на переднем крае, в стрелковом полку не так уж много, а вернее совсем мало.
С начала моего пребывания на передовой, за год с небольшим, полки нашей дивизии потеряли многие сотни бойцов и командиров. Особенно велики наши потери были в наступательных боях 1941 г. и начала 1942-го. На подступах к каждому освобожденному селу оставались коченеть на снегу десятки и сотни наших воинов. Глядя на потемневшее от солдатских тел снежное поле, было трудно поверить, что такое может быть. Еще труднее было понять и оценить поведение людей, нашедших в себе силу и волю, перед смертью шагнуть через труп, только что бывшего живым своего товарища.
...После каждой узловой станции мы все больше и больше отправлялись вправо. В конце концов стало ясно, что нас введут на Украину. Навстречу то и дело попадались санитарные поезда с пострадавшими на фронте.
В один из поздних вечеров первой половины марта 1943 г. эшелон прибыл на станцию Купянск, где в шубах и валенках мы ступили на землю Украины. Снега почти не было, зато было много грязи. А еще были пожары на станции. Это следы недавней бомбежки.
Ночью, закончив выгрузку из вагонов, двинулись по лужам и грязи в свой 50-километровый путь на передний край в город Изюм Харьковской области. То, что мы были в валенках было полбеды: мы въехали на украинскую землю на санях! Пришлось бросать сани, войсковое имущество вьючить на лошадей, а часть груза, в т.ч. боеприпасы, переложить на людей. Двигались вдоль реки Днем отдыхали там, где заставало нас утро. С целью маскировки. На наше счастье немецкие самолеты-разведчики нас не обнаружили. Мы благополучно добрались до Изюма.
Город расположен на правом берегу реки Северский Донец, который омывает его с трех сторон. Донец в обычное время не широк и не глубок, но в эти мартовские дни проходил весенний паводок, и он представлял собой довольно внушительную водную преграду. Изюм к моменту нашего прихода был освобожден от фашистов, но они во что бы это ни стало стремились захватить его вновь, чтобы лишить наши войска важного плацдарма.
После трудного перехода наши войска с ходу вступили в бой. Немцы упорно сопротивлялись. Обстреливали город из пушек и минометов. Нередки были налеты бомбардировщиков. За несколько дней боев немцев окончательно вытеснили с южной окраины города. Плацдарм для наступления наших войск был несколько расширен. Большего мы добиться не смогли и были вынуждены перейти к активной обороне.
Потерь больших не было. Зарывались поглубже в землю, боеприпасы и продовольствие доставлялись в город в ночное время. Местные жители делили с нами все трудности фронтовой жизни. Среди них было немало жертв от огневых налетов противника. Люди жили вместе и умирали вместе...
Прошло несколько недель взаимных атак, но ни нам, ни немцам развить успех не удалось. Мало-помалу активность боевых действий на переднем крае снизилась. Наступил период относительно спокойной жизни. Появилась возможность привести себя в более или менее божеский вид. Получили летнее обмундирование. Вместо валенок почти всем выдали ботинки. На ногах многих офицеров стали появляться, сшитые умельцами, сапоги из брезента или плащ-палаток. Они были легкие и мягкие. В них ноги уставали гораздо меньше. Среди наших солдат были люди всех специальностей. Нашлись и сапожники, которые с удовольствием занимались своим, почти забытым, ремеслом. Удивляла быстрота, с которой они находили все необходимое для своей работы.
Многим офицерам, за сравнительно короткое наше пребывание в Изюме, успел сшить хорошие сапоги, живший в ту пору в городе сапожник-китаец. Он был известен не только своим мастерством, но и тем, что у него была очень красивая жена украинка, причем моложе его более чем на 25 лет. Она своей красотой привлекала заказчиков не менее, чем сапоги.
Примерно в середине мая 1943 г. полки дивизии передали оборонительный рубеж другим армейским воинским частям, после чего были переброшены в лес, в район села Червоный Шахтарь. Заняли оборону на левом берегу Северского Донца. Теперь нас с немцами разделяла река.
Большой, в основном сосновый, лес изобиловал озерами. Штаб нашего полка расположился в глубине леса недалеко от старой разбитой мельницы, сооруженной на небольшом пруду. Места были очень красивые. Со стрелковыми батальонами и другими подразделениями полка была организована надежная связь, как телефонная, так и по радио. Радиостанции, с целью конспирации, работали только на прием. Снова, как и в городе, начался период активной обороны. С целью выявления огневых точек противника или взятия «языка» изредка по ночам проводилась разведка боем и посылка разведгрупп в расположение противника. Все это заканчивалось интенсивной перестрелкой. А бывало и днем загремят вдруг где-то рядом многочисленные разрывы. В один из таких артиллерийских налетов погиб мой зам по стрелковой части капитан И.Н.Грачев.
Это была нелепейшая смерть. Настигла она его в блиндаже. Короткий артобстрел. Один единственный осколок, разорвавшегося рядом снаряда, пробив дверь, влетел в блиндаж и поразил Ивана прямо в сердце. Вскоре после этого еще один трагический случай, виновником которого я считаю себя, произошел с одним из моих подчиненных - начальником направления связи ст.сержантом Копыловым. В один из дней начала июля я, верхом на лошадке, приехал в расположение штаба 2-го стрелкового батальона навестить своих связистов. Их там было четверо. Перед отъездом в штаб полка решил посмотреть на расположенное рядом озеро. Пошли к нему вместе с Копыловым. Озеро было большое, красивое. Сержант решил показать мне верши, которыми местные жители ловят здесь рыбу. Он разделся, вошел в воду и стал разыскивать верши. Не найдя ни одной, он почти от противоположного берега, поругивая хитрых деревенских баб, спрятавших верши, пошел ко мне. Был от меня в 5-6 метрах, как вдруг передо мной с большим гулом поднялся столб воды высотой несколько метров. Брызги долетели до меня. Столб быстро исчез. Вместе с ним с поверхности воды исчез и ст.сержант. Не осознавая, что случилось, я снял зачем-то ремень и в одежде бросился в воду. Нащупав его на дне, ухватил руками и вытащил на берег. Он был еще жив, но в его паху была страшная рана. Содрав с себя нижнюю рубашку, я сложил ее в несколько слоев и наложил на рану. В это время на озеро прибежало два моих связиста, услышавшие взрыв. Не приходя в сознание, он скончался. Как и отчего произошел взрыв?! Саперы предположили: зимой здесь проходила полоса минного заграждения и часть мин, во время таяния льда затонула. На одну из них, видимо, и наступил ст.сержант.
Июнь и половину июля мы провели в обороне, готовясь к наступательным боям. В общем, жизнь наша была сравнительно спокойной. Мне один раз даже удалось сходить на охоту. Уток на озерах было вполне достаточно. К войне они, видимо, привыкли. Охота же получилась не совсем удачной, т.к. я случайно зарядил немецкую винтовку разрывными патронами, и убитая мной утка была больше похожа на кучу перьев.
Чем примечательно было то время для меня, кроме сказанного? Только быть может тем, что я приручил, на удивление всем, двух красавцев удодов -это птица такая. Они жили на воле и по моему свисту прилетали ко мне, садились на голову, на плечи и куда бы я ни шел, перелетали с ветки на ветку, следуя за мной. Наша дружба продолжалась до самого ухода из изюмских лесов. Об этих удивительных птичках напомнил мне много лет спустя после войны на одной из встреч в Саратове мой бывший командир полка - полковник Селезнев Василий Герасимович.
Война, между тем, шла своим чередом. В середине июля 1943 г. мы получили приказ форсировать Северный Донец и наступать. С рассветом 17-го июля началась мощнейшая артиллерийская подготовка. Многие сотни орудий и минометов ударили по обороне противника. Такой артподготовки за полтора с лишним года на передовой я еще не слышал и не видел. Все выстрелы наших орудий и разрывы снарядов и мин на той стороне сливались в один оглушающий гул. Казалось, там погибнет все живое. Но хоть нашим стрелковым батальонам и удалось форсировать реку, они были встречены весьма интенсивным огнем и в течение дня развить успех не смогли. Мы понесли большие потери.
Вскоре нас сняли с передовой и отправили на формировку, на станцию Графская Воронежской области. Там мы получили большое пополнение в людях, технике, боеприпасах. Проводили активную боевую подготовку.
Жили в лесу, в палатках. Часто к нам в лес приезжали артисты из разных городов страны.
