ОТ РЕДАКЦИИ:Пропаганда российских властей приобретает все более бессовестный и лживый характер. Мы хотим, чтобы прочитали все то, что думали о нынешних официальных «героях» наши предки, быть может, ваши деды и прадеды. Мы хотим, чтобы вы вспомнили, сколько жизней было отдано за нашу с вами свободу, за возможность жить в СССР. Мы хотим, чтобы вы знали: красное знамя свободы – это кровь наших предков, пролитая в боях с теми, кого нынешняя власть снова пытается «возродить» как героев. Казаки чествуют бывших эсэсовцев и откровенных палачей, кинематографисты снимают сериалы про «честных и героических» белых генералов...Всех их отправила на свалку истории Красная Армия, и то, что их сегодня пытаются вытащить оттуда, – страшно. Мы должны помнить, ценой скольких жизней было свергнуто это бесчеловечное иго «белой гвардии», и не допустить подобного.
«Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит – ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести без одной копейки, если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек. Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза».
(Из письма солдату, Самарская губерния, Новоузенский уезд, 20 июля 1919 г.)
По поводу Гражданской войны придется разобраться в 2018 году, когда этим событиям стукнет 100 лет, – так думал. Но тем, кто торопится обелить «белое движение», не терпится. Вышли сразу две книги: «Белые командиры Гражданской войны» и «Дроздовцы в огне». Судя по анонсам, это панегирик белым военачальникам, попытка прославить их дела, создать некую «боевую белую правду» в противовес «правде красных».
А в Самаре и вовсе собрались поставить памятник белочехам, главным провокаторам гражданской войны, совершившим множество зверств, в т. ч. в нашем городе. Ну что ж, давайте припомним этих «полководцев»: Анненков, Шкуро, Дроздовский, они меньше известны, чем Врангель, Корнилов, Деникин, Колчак, но натворили эти «герои» поболее, чем их знаменитые начальники.
В угоду новой политической коньюнктуре либералы-публицисты цинично утверждают, что белый террор был «гуманнее». Такой выборочный подход позволяет авторам учебника «Две России ХХ века» оценить количество жертв белого террора в 10 тысяч. Как получают такие цифры? Только в Среднем Поволжье за лето – осень 1918 года было более 5 тысяч жертв. Первые сведения о массовом белом терроре относят к апрелю 1918 года, прежде всего – кровавое подавление коммунистической революции в Финляндии: 90 тысяч в тюрьмах, 8400 казненных красных пленных, в том числе 364 малолетние девочки, от голода в финских концлагерях умерло 12500 человек, только женщин расстреляли 218. Эта жестокость часто называется как одна из причин красного террора. Хотя были, начиная с января 1918 года, в течение 5 месяцев 3 покушения на Ленина. Была волна массовых «чехословацких репрессий». За лето 1918 года – около 5 тысяч человек. Не уступал чехословацкому казачий террор, они часто дополняли друг друга. По сути, практика белого террора с массовыми расстрелами и заложниками отмечается еще с ноября 1917 года.
Знаменитый корниловский приказ «Пленных не брать!», 400 человек, расстрелянных отрядом есаула Чернецова. Это его отряд начал практиковать в декабре 1917 года сбрасывание пленных в ствол шахты. Известный весенний поход полковника Дроздовского: численность казненных более 2 тысяч человек; массовые самосудные расстрелы корниловцами; кровавые уничтожения сдавшегося двухтысячного красного тираспольского отряда; «майкопская резня»; «эшелоны и баржи смерти»; повсеместное развитие системы концлагерей белых. К примеру, тюрем белые строили намного больше, чем большевики. Только в Екатеринбургской губернии колчаковцы расстреляли минимум 25 тысяч человек, перепороли 200 тысяч (пороли и женщин, и детей). Американский генерал Гревс отмечал, что «на каждого убитого большевиками человека приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами». Вносили свой вклад и интервенты: Черчилль писал, что поступило 1,5 млн заявлений от советских граждан по поводу 111730 убийств, ответственность по которым несли интервенты. Абсолютно нет сомнения, что именно белые развязали Гражданскую войну, если вспомнить 28 октября 1917 года (через три дня после октября) – расстрел 300 солдат охраны кремлевского арсенала в Москве. Общая численность жертв антибольшевистского террора можно оценить в цифру, далеко превышающую 500 тысяч человек, это без учета страшных еврейских погромов, коими белые отличались. При этом речь не идет о широкомасштабной практике применения концлагерей, заложников, пыток, изнасилований, использовании отравляющих газов и многих других ужасных действий беляков. Объективная история Гражданской войны требует отреагировать на вал книжной продукции, славящей белых «полководцев-садистов».
Начнем с полковника М. Дроздовского поскольку он вел «дневник о подвигах» своей дивизии. Взяли Харьков, устроили массовые расстрелы, трупы выбрасывали в реку, за 3 дня повесили и расстреляли 200 человек, разрывали могилы большевиков и их останки выбрасывали. Особенно отличился генерал Туркул, он лично любил «поусердствовать» в расстрелах красноармейцев, подвешивал за ногу к потолку, затравливал специально обученной собакой. 500 человек расстреляли из пулеметов, за период оккупации Харькова было убито 1285 человек, людей связывали вместе, потом рубили, кололи, топтали и добивали. В Полтаве дроздовцы расстреляли тысячи, не учитывая еврейские погромы. В г. Льгове было замучено более 30 человек, убиты 2 молодые учительницы.
Кому из современных издателей пришло в голову издать книгу Туркула, приказавшего расстрелять 120 юных красноармейцев 17-ти лет? Детей избивали перед расстрелом дубинками, деревянными молотками, размозжив черепа и лица, достреливали в канаве. В антисоветском безумии нынешние поклонники белогвардейщины готовы оправдать каждого белого садиста и мерзавца.
Моральное разложение белых к концу выливалось в терроре и убийствах. Дроздовцы в Крыму расстреляли 1100 красных курсантов, попавших в плен. Дошло до того, что в любом захваченном селе проводили массовые расстрелы, закапывая раненых. Тот самый генерал Туркул лично руководил расстрелом 200 захваченных красных, он же повесил 7 подпольщиков.
Обычно много пишут про убийство красными в Крыму белых офицеров (фильм Н. Михалкова «Утомленные солнцем»), но не пишут, что поводом такого ожесточения послужили массовые расстрелы в Крыму пленных красноармейцев врангелевскими войсками; в первую очередь, дроздовской дивизией. Дроздовский записал в дневнике: «Жребий брошен, и в этом пути пойдем… через потоки крови». Только в Ростове-на-Дону за ним числятся 800 расстрелянных и повешенных большевиков (апрель 1918 год). А во втором походе счет убитых дроздовцами перевалили за 1000. Изощрялись: уложат, головы подравняют – и в затылок… чтобы, как на параде, ровненько.
Я не описываю кошмаров, что творило это «благородное офицерье». Кто не боится читать ужасы, может найти книгу Ильи Ратьковского «Хроника белого террора» в России. Слабонервным не читать…
Еще один «герой» – Шкуро, ему памятную доску в Москве в 90-е установили. Их называли «волки». Шкуро показательно зачистил город Владикавказ: убили руководителей, исколов их штыками, много жителей повесили на виселицах, установленных в городе, уничтожили 17 тысяч тифозных красноармейцев и ингушское население (многих закопали живыми).
Конница Шкуро захватила Юзовку, город на 3 дня был отдан на разграбление, масса людей была повешена. В Мариуполе «волчья сотня» Шкуро расстреляла 4 тысячи. В Горловке (на Донбассе) казнили раненых красноармейцев, рубили саблями. В Екатеринославе насиловали, расстреливали – 3000 человек, даже душевнобольных, 30 человек зарыли до головы в землю, массово казнили евреев. Дикий произвол, грабежи. Контрразведка ввела систему «в расход» для всех, кто ей не нравился. Сгоняли сотню крестьян под пулеметный огонь. Раненых красноармейцев сбрасывали в Днепр. Семью коммуниста ограбили, избили и всем отрубили ноги и руки, даже грудному ребенку.
Афоризмы Шкуро: «Вид повешенного оживляет ландшафт» и «Вид на виселицу улучшает аппетит».
В Ессентуках больных и раненых красноармейцев согнали в подвалы и пустили туда воду, шашками зарубили учительницу. Сам Шкуро вспоминал: «Казаки всю ночь расправлялись с большевиками, дело шло о сотнях расстрелянных». В станице Червленой в госпитале было около 1000 тифозных красноармейцев, всех расстреляли, многих заживо закопали. В станице Христиановской расправились со стариками, женщинами и детьми. 3-летнего ребенка на глазах у матери бросили в пылающую печь, а ее зарубили. Там же убили всех раненых в лазарете. Характеристика Шкуро: матершинник, любитель оргий, бандитские наклонности, где бы он ни появлялся, всюду начинались террор и грабежи, к нему стекались все, кому хотелось крови и наживы. Уже отступая в Ставрополе, Шкуро приказал убить всех заключенных в тюрьме, с применением пыток.
Умиляются ныне атаманом Анненковым, который в Усть-Каменогорске приказал расстрелять всех заключенных в местной тюрьме: 30 советских работников поместили в «вагон смерти», их вывели на берег Иртыша, сделали прорубь и приказали им прыгать в воду, нежелающих пристреливали. Анненковцы в топке парохода «Монгол» сожгли председателя Усть-Каменогорского совета и в этот же день расстреляли 30 членов совета. Анненковцы в с. Черкасском уничтожили 2 тысячи человек, в с. Колпаковка – более 700 человек, в поселке Подгорном – 200 человек, деревню Антоновку стерли с лица земли, в селении Кара-Булак уничтожили всех мужчин.
Колчак за эти «геройства» наградил Анненкова орденом Святого Георгия 4-й степени и произвел его в генерал-майоры.
Когда этому атаману-зверюге было уже не достать красных, он переключился на своих. При отступлении атамана Анненкова в Китай озверевшие от крови и насилия его бандиты-садисты принялись грабить, убивать, зверски насиловать женщин семейств офицеров, уходивших за границу. Жертв было до 6 тысяч. Убивали и своих, отказавшихся повиноваться или пожелавших оставить его отряд. И про этого изверга-садиста, безумца-негодяя у нас пишут как «удивительный пример любви к России».
Краснову поставили памятник где-то на Кубани. Видимо, за подвиги этого гитлеровского ублюдка: он приговаривал к смерти за один только факт службы в Красной Армии. Цифры жертв в период правления на Дону исчисляются в 45 тысяч, только в 1918 году было расстреляно 25 тысяч человек. Труп Каппеля аж из Китая перевезли в 90-е и перезахоронили в Москве. 52 дня его пребывания в Симбирске помнят: массовые расстрелы, расправы на улицах и площадях без суда и следствия, тела во множестве валялись на улицах. А ужас казанских расстрелов: за месяц убито 7000 тысяч рабочих и крестьян, тюрем не хватало, использовали «баржу смерти».
Места не хватит для перечисления творимого. Можно остановиться на местных событиях. Уже 30 ноября 1917 года в Самаре совершен теракт, еще один 15 декабря – взрыв в Совете рабочих и солдатских депутатов. 15 февраля 1918 года убит председатель Липовского Совета. 9 мая в с. Александров Гай убили 25 пленных красноармейцев, раненых закопали заживо, председателя Совета разрубили на 4 части, про членов Совета не могу написать, такое с ними сотворили. 4 июня в Русских Липягах (сейчас Новокуйбышевск) убили 1300 красноармейцев, 8 сожгли заживо. 8 июня белочехи захватили Самару, начались зверства, в первые же дни было убито более 300 человек, а за лето – осень в Самаре и Сызрани расстреляли более 1000 человек в каждом из этих городов. 15 июня белые заняли Ставрополь-на-Волге, был убит председатель местного исполкома Баныкин, тело его подвергли многочисленным надругательствам. Так, кузнец Шишкин заставил водовоза 2 раза проехать по мертвому телу, выбил глаз тростью. Жену Баныкина арестовали. В Кротовке расстреляли комиссаров. Самарский Комуч издал указ, предписывавший отправлять военнопленных в концлагерь, любое выступление беспощадно подавлять. Комендант Самары В. Ребенда лично расстрелял 6 человек. В Сызрани организовали военно-полевой суд, по его приговорам арестованных расстреливали по ночам. В Ставрополе-на-Волге чехи расстреляли 11 военнопленных, обвиненных в шпионаже. В Ягодном убили редактора молодежного журнала «Метеор» Кузьму Краснова. В с. Мусорка – председателя волостного Совета Сорокина. В середине июля 1918 года в Самаре восстал 3-й полк народной армии, прибыли чехи с артиллерией и пулеметами и окружили казармы. Несколько сот солдат арестовали, приговорили «зачинщиков» к казни. В Мелекесе прошли многочисленные самосудные расстрелы, репрессиям подверглись рабочие города. При подавлении крестьянского восстания в Бугурусланском уезде чехи расстреляли более 500 человек. В Николаевске (г. Пугачевск) Самарской губернии расстреляли всех коммунистов и советских служащих. В Самаре взбунтовались демобилизованные, 120 человек арестовали, большинство расстреляли. 18 сентября в Самаре учредили «чрезвычайный суд», который собирался по приказу Каппеля. Суд приговаривал к смертной казни даже за распространение слухов. При подавлении восстания крестьян ряда волостей Бугурусланского уезда Самарской губернии против власти Комуча было убито более 500 человек. Восстали рабочие оружейного Самарского – Сергиевского завода. Прибыли части Комуча, погибло около 1500 рабочих и членов из семей. Для ареста было достаточно одной принадлежности к рабочим, арестованных беспощадно били и на месте расстреливали. Когда рабочие не умирали от пуль, их рубили шашками и кололи штыками. Вернувшихся на работу рабочих изрубили прямо на рабочих местах. Отступая, чехи многих рабочих увезли с собой, поиздевались над ними и 350 человек расстреляли по дороге, 18 рабочих разрубили на глазах у населения. Многие рабочие попали в знаменитый «поезд смерти», который отправился из Самары в Иркутск, в нем находилось 2700 арестантов. Во втором эшелоне было 1503 заключенных. В результате голода, холода, болезней до конечного пути доехало 725 человек. Отступая, чехи взорвали Сызранский мост через Волгу вместе с предварительно привезенным вагоном с пленными красноармейцами.
Из приказа коменданта Самары: «…Запрещены всякие собрания, совещания и митинги». Из подвалов контрразведки редко кто выходил. Число «ликвидаций» все более и более возрастало.
6 октября 1918 года пятым Курским полком 24-й Железной дивизии Гая и 2-м Самарским отрядом Волжской военной флотилии освобожден Ставрополь-на-Волге. Перед бегством из города колчаковцы расстреляли семь человек, подозреваемых в помощи приближающейся Красной Армии. 31 октября 1918 года в Самаре осмотрен подвал чехословацкой контрразведки (дом Курлиной на углу Саратовской и Алексеевской улиц), где производились расстрелы большевиков. На стенах сохранилось много надписей расстрелянных товарищей. На уровне головы масса пулевых отверстий. Расстрелов было, очевидно, так много, что пулями выбит один слой кирпича. В октябре 1918 года в результате наступления Красной Армии принято решение о перемещении заключенных на восток в качестве заложников. Для этого сформировали знаменитые «поезда смерти», где находилось более 4300 заложников.
За последние 7 месяцев 1918 года в 13 губерниях России белогвардейцы расстреляли 22780 человек. Чтобы понять, кто начал Гражданскую войну, достаточно одного примера: в октябре 1917 года В. Пуришкевич подготовил с целью вооруженного восстания в Петрограде (заговорщики были связаны с донским атаманом Калединым) для убийства лидеров большевиков подпольную группу «Русское собрание», состоявшую из офицеров. В ноябре организация была раскрыта. Судили 14 человек. Двух юнкеров освободили по молодости лет, Пуришкевича приговорили к четырем годам условно, троих к трем годам условных работ, остальных – от 2 до 9 месяцев. Первомайская амнистия 1918 года аннулировала оставшиеся сроки. Нам, современникам, легко представить трагедию гражданской войны на примере Донбасса, где один воюет за ДНР, а два его брата в ВСУ. И ожесточению не видно конца...
Сергей ДЬЯЧКОВ
СВИДЕТЕЛИ ЗЛОДЕЯНИЙ: СЛОВО СОВРЕМЕННИКАМ
Мы решили не высказывать своего мнения об извергах «белого террора», а предоставить слово тем людям, которые жили в то время. Вот выдержки из почтовой корреспонденции 1918–1919 годов, заботливо сохраненные военной цензурой, которая только начинала свое становление в те далекие времена...
«Надо во что бы то ни стало победить белогвардейцев, потому как они жестоки. Надо освободить население от ига их, они мирное население очень мучают, а за сочувствие к Советской власти сразу расстреливают, даже женщин и детей, были слухи, что детей били об угол головой. Коммунистов расстреливают и вешают на видном месте с надписью «коммунист» (12-я рота 1-го советского стрелкового полка, 22 июня 1919 г.).
«От зверств белых надо избавиться. По поступающим сведениям от пленных, зверство белых ужасно всему населению, а в особенности молодым девушкам. Коммунистов расстреливают» (12-я рота 1-го советского стрелкового полка, 24 июня 1919 г.).
«Белые творят зверства, местных крестьян гоняют в окопы, раздевают пленных, коммунистов вешают на первом попавшемся сучке» (35-й стрелковый полк, 16 августа 1919 г.).
«В нашем полку 200 перебежчиков от Колчака, они рассказывают, что их за вопросы, за что они идут воевать, больше половины расстреляли, и офицеры за каждую провинность бьют плетями» (1-я рота 444-го Вологодского полка, 1 августа 1919 г.).
«Вот теперь я окончательно узнал, что творят белые; это действительно мародеры и злодеи трудового народа» (команда связи 11-го полка, 24 июня 1919 г.).
«Все население поголовно бежало с белыми, побросали дома, скот, имущество и бежали куда глаза глядят. Белогвардейцы запугивали население, что красные режут всех и все, но вышло наоборот: они за 2-месячное пребывание выкололи в Воткинске 2000 женщин и детей, даже женщин закапывали за то, что они жены красноармейцев. Разве они не изверги-душегубы. А большинство казанского населения желают испытать такого же счастья. Так вот как красиво поступают цивилизованные круги. Теперь жители возвращаются с другими убеждениями и уважением к советской власти, потому что она гуманна даже со своими врагами» (Вятская губерния, Воткинск, 25 июля 1919 г.).
«Я теперь нагляделся, что делают белые в Вятской губ[ернии], в 30 домах оставили одну лошадь, а то все забирали. Рабочих расстреливали, а трупы жгли на костре. Крестьяне там платят большие налоги, с бедняков берут 1000 руб. Белые закололи более 300 чел[овек], не считаясь с женщинами и детьми, у кого служит сын, все семейство вырезают. Где были схоронены красные, то вырывали, обливали керосином и жгли» (Вятская губерния, Ижевка, 14 июля 1919 г.).
«В плену Деникин творит страшные зверства. В деникинском войске началась страшная паника, потому что в деревнях начинают организовываться крестьянские партизанские войска. В Караче расстреляно много красноармейцев и служащих» (Курская губерния, Курск, 28 июля 1919 г.).
«Белогвардейцы очень обижают население, особенно матерей красноармейцев хлестали розгами, а жен и детей рабочих нагрузили две баржи, отправили вглубь и сожгли, когда стали отступать. Жители были очень рады, что пришли их спасители красные» (Нижний Новгород, 2 июля 1919 г.).
«Негодяи бросили у ворот бомбу, и в результате зверства оказалось 8 человек убитых, и это дело культурных людей – освободителей, в конце концов, они вызовут массовый террор с нашей стороны, и все заложники с их стороны будут в крайнем случае уничтожены за их зверства» (Петроградская губерния, Ораниенбаум, 4 июля 1919 г.).
«Легионеры с народом обращаются плохо, требуют всего, чего им только захочется... Грабят и плеткой стегают по всем правилам и угрожают пожаром и всеми карами... забирают все... Когда легионеры приезжают в село, то все прячутся, а молодежь убегает, они догоняют и стреляют... Из дома кого вытащат, тоже уложат, не смотрят, старый или малый, все равно» (Минская губерния, Слуцк, 28 июня 1919 г.).
«Белогвардейские банды сделали наступление и заняли Жалыбек на несколько дней. Зажгли вокзал, мельницу, амбары, хлебные поезда, пакгауз, ограбили жителей догола, разграбили все учреждения, взяли с нашего исполкома полтора миллиона денег и удрали. Были жертвы» (Астраханская губерния, Астрахань, 9 августа 1919 г.).
«От нас недалеко стояли казаки и в Баланде расставили тысяч 18 солдат, почти насильно по избам. Крестьяне все ужасно недовольны их озорством, они забираются в сады, огороды и т. д.» (Саратовская губерния, Баланда, 10 июля 1919 г.).
«Казаки, как только занимают нашу местность, так самых лучших лошадей отбирают» (Воронеж, 26 июля 1919 г.).
«К нам приходили белые, многих по-зверски избили и расстреляли. Белые все разгромили и скотину всю увели. Белые мобилизовали до 35 лет. В Уче расстреляли 60 красноармейцев, попавших в плен; у пленных отнимают все что есть и отбирают деньги» (Вятская губерния, Вятская Поляна, 18 июля 1919 г.).
«Весной была у нас белая армия, и вот тогда приехали наши богачи. Начали делать обыски, арестовали, потом начали стегать плетью, так что которому попало штук по 200 ударов» (Вятская губерния, Кара-Кулуп, 18 июля 1919 г.).
«Белые у нас весь овес вывезли, не успели посеять, а также вывезли у нас вещи и одежду» (Вятская губерния, Люк, 13 августа 1919 г.).
«Встретили бежавших от казаков целыми селениями на волах и лошадях, ведя за собой целые табуны скота из Донской области» (Саратовская губерния, Аткарский уезд, село Юнгеровка, 28 июля 1919 г.).
«Ты спрашиваешь про белых и как они с нами обращались. У нас были одни чеченцы, очень бесчинствовали, лезли в сундуки, требовали денег, грозя кинжалом и говоря:«Секим башка» (Орловская губерния, Соломатино, 7 ноября 1919 г.).
«Белые у нас были 2 нед[ели], очень никому не понравились, такие грубые сибирские хохлы, а начальство не допускает ни слова, бьют плетями и отбирают хлеб и скот без копейки. У нас до белых мужики говорили, что красные нас грабят; нет, вот сибирские приезжали, награбили у нас в уезде добра; взяли 3 красноармейцев, раздели донага и очень били и в Криченах их расстреляли...» (Казанская губерния, Кричены, 16 июня 1919 г.)
«Пришли белые банды, и мы очутились в плену у Колчака. Не дай Бог очутиться в руках этой сволочи, лучше взять в атаку и погибнуть на поле брани. Ужас, что пришлось видеть и слышать. Дня не проходило, чтобы кого-нибудь не пороли плетью. Меня спас мой листок об освобождении по болезни при Николае Кровавом; я служил ему, так у меня не было обыска» (Ижевск, 2 июля 1919 г.).
«В Сибири в настоящее время царский старый режим. Все буржуи, капиталисты, помещики, генералы и адмиралы сели опять на шею крестьян и рабочих. Крестьян душат податями, такие налоги наложили на крестьян, что невозможно никак уплатить. Хлеб дорогой, пуд ржаной муки 60 руб.» (Вятская губерния, Проскица Александровская, 26 июля 1919 г.).
«При мне собразовалась учредиловка, которая водила в контрразведку, сажала в тюрьмы и расстреливала рабочих. Колчак торговал в городах водкой, только на николаевские деньги, рубль полведра» (Уфа, 21 июля 1919 г.).
«Ну что наделали белые, это прямо волосы дыбом становятся. Сколько всего сожгли, сколько всего забрали, остались у людей поля не обсеяны. И как они поступали, это невыносимо» (Вятская губерния, Уржум, 27 августа 1919 г.).
«Колчак здесь находился 5 месяцев, отобрал все керенки, многих перестрелял, порол плетью бедняков, ограбил их, месть была страшная, много было невинных жертв» (Пермская губерния, Кунгур, 8 августа 1919 г.).
«Перебежчиков от Колчака полон город, и все говорят, что у него скверно. Отбирают лошадей, коров и угоняют табунами. Берут за землю громадные налоги, вся Сибирь недовольна» (Уфа, 28 июля 1919 г.).
«Опишу тебе про зверства белых. Они обижали крестьян, выменивали деньги на сибирские знаки, которые выпустили на 1 год... Отобрали лошадей, телеги и все, что нужно для них, бездельников. Секли нагайками за каждый проступок, расстреляли очень много, сажали в тюрьмы» (Пермская губерния, Мотовилиха, 19 июля 1919 г.).
«Белые у крестьян отняли все керенки, деньги эти в ход не идут, массу крестьян расстреляли. Все идут добровольно в Красную Армию. В Сибири рабочие и крестьяне против Колчака. Он вывез весь хлеб и не дал засеять поля. Крестьяне добровольно везут хлеб на ссыпные пункты для Петрограда» (Уфимская губерния, Бирск, 22 июля 1919 г.).
«Мы дожидались Колчака, как Христова дня, а дождались, как самого хищного зверя. У нас здесь пороли всех сряду, правого и виноватого. Если не застегивают, то расстреляют или прикалывают штыком. Не дай Бог этого лютого Колчака. Прославилась Красная Армия, что не допустила до нас этого тирана» (Пермская губерния, Нижнетуранский Завод, 15 ноября 1919 г.).
«По дороге наслушался от очевидцев о зверствах белых, вернее казаков, так один рассказывал, что из их полка 38 человек решили перейти на сторону белых, им это удалось, потом скоро казаков прогнали и нашли этих людей зарезанных и исколотых штыками. Война здесь беспощадная. Многие деревни восстают поголовно против казаков за их зверства, настолько они возмутительны» (Тамбовская губерния, станция Грязи, 15 августа 1919 г.).
«У нас занял Деникин Камышин. Приезжают из отпуска, говорят, жизнь некрасива. Черкесы, корейцы, вся эта банда здорово обижает крестьян. Все расстраивает» (Астраханская губерния, Плесецкое, 17 августа 1919 г.).
«Как белые наступали, скот весь перерезали и никому слова нельзя сказать, сапоги хорошие с ног снимали и одежду всю отбирали, а красные нас так не обижали, скот не резали, что надо все покупали» (Волынская губерния, Дедовыни, 15 августа 1919 г.).
«Белые нас очень обидели, все отобрали, что только было: корову, телегу и деньги до копейки. Деньги не отдавала, как стали бить, я и отдала все. Сапоги тоже утащили и все твои рубахи, брюки, пиджак и фуражку» (Вятская губерния, Залазинский завод, 13 августа 1919 г.).
«Деникинские банды страшно зверствуют над оставшимися в тылу жителями, а в особенности над рабочими и крестьянами. Сначала избивают шомполами или отрезают части тела у человека, как-то: ухо, нос, выкалывают глаза или же на спине или груди вырезывают крест» (Курск, 14 августа 1919 г.).
«Какие ужасы творили белые, когда заняли Ямбург. Массу перевешали. Где был памятник Карлу Марксу, была устроена виселица. С коммунистами не стали разговаривать, за пустяки вешали» (Петроград, 26 августа 1919 г.).
«Белые не очень важно вели себя. Утром идешь, видишь – висят от 3-4 человек, и так каждое утро. На Сенном рынке была виселица, там стали вешать» (Псков, 28 августа 1919 г.).
«Никогда не представляла, чтобы армия Деникина занималась грабежами. Грабили не только солдаты, но и офицеры. Если бы я могла себе представить, как ведут себя белые победители, то, несомненно, спрятала бы белье и одежду, а то ничего не осталось» (Орел, 17 ноября 1919 г.).
«У нас была белая армия. Хороши были плети и крепки, много людей хлестали плетями, многих и перестреляли» (Пермская губерния, Надеждинский завод, 26 ноября 1919 г.).
«Побывала в стане белых. В Вильно обилие всего, все дешево. Магазины, как и раньше, до войны. Но все это не прельщает. Не могла перенести польского режима, слишком уж поляки стали притеснять православное население и давать привилегии полякам. Безработных масса, и хотя все дешево, но покупать нечего, не имея заработка. Ходят только николаевские деньги. Как ни соблазнительны были белые булки, но почему-то решила уехать в Валдай и есть сколько бы ни дали черного хлеба» (Витебская губерния, Полоцк, 3 сентября 1919 г.).
«Все было у белых, но под нагайкой. Будь она проклята, эта белая армия. Теперь мы дождались своих товарищей и живем все-таки на свободе» (Вятская губерния, Верещагино, 8 августа 1919 г.).
abc1918.livejournal.com
